Ц П П Р С
Главная
Психология и
здоровье
Диденко Борис
Страница
1
Страница
2
Страница
3
Страница
4
Страница
5
Страница
6
Страница
7
Страница
8
Страница
9
Страница
10
ЦИВИЛИЗАЦИЯ
КАННИБАЛЛОВ
Борис ДИДЕНКО
Анонс
Представлена новая концепция
антропогенеза, становления Homo Sapiens.
Человечество не является единым видом.
Оно состоит из четырех видов, у которых
различная морфология коры головного
мозга. Два вида - хищные, с ориентацией на
людей. Хищное меньшинство привносит в
наш мир бесчеловечную жестокость,
бесчестность и бессовестность.
There is a new conception of anthropogenesis. The Humankind is a Family
consisting of four types of men. Two of them are predatory with
orientation for men. They bring to our world a cruelty, dishonor and
unscrupulousness.
Памяти великого русского ученого Бориса
Федоровича Поршнева (1905-1972).
Человечество препятствует самооценке
всеми средствами; и поистине уместно
призвать его к смирению - и всерьез
попытаться взорвать эти завалы чванства
на пути самопознания.
К.
Лоренц
ВВЕДЕНИЕ
Беспредельная жестокость, столь ярко и
щедро демонстрируемая человечеством, не
имеет аналогий в мире высших животных.
Но в тоже время она странным,
парадоксальным образом сопоставима -
вплоть до буквальных совпадений - с
нравами, царящими в жизни существ,
весьма далеких от рассудочных форм
поведения: насекомых, рыб, и даже
примитивных организмов, типа бактерий,
вирусов. "Человек разумный" ведет
себя нисколько не "умнее" пауков в
банке.
По
отношению же к среде своего обитания -
Земле - "цивилизованное"
человечество ничем не лучше канцера "метастазийного"
типа. Что же кроется за этим невероятным,
но очевидным совпадением?! Еще один
эффектный образчик того, что крайности
сходятся?! Или это все же не что иное, как
вопиющее и знаменательное
свидетельство того, что человек и его
разумность не совсем естественно
совмещаются и далеко не идеально
подходят друг другу? Уж не взвалил ли
человек на себя непосильную ношу? И не
раздавит ли его бремя разума?! И в чем
причина патологической жестокости "царя
природы" в отношении к себе подобным?
Более
14,5 тысяч войн при четырех миллиардах
убитых. За все историческое время в
общей сложности насчитывается всего
лишь несколько "безвоенных" лет.
Люди
практикуют 9 видов насилия при 45 их
разновидностях - и эти цифры, судя по
всему, устаревают, точно так же, как и "набранное"
количество войн. Всю эту чудовищность
существования и "сосуществования"
человеческих популяций невозможно
понять без выяснения причин ее
возникновения. Идея отчуждения человека
от Природы, провозглашение его "венцом
творения" с передачей в его ведение и
безраздельное пользование всего
доступного ему мира живой природы и
ресурсов Земли - все это явилось,
наверное, первым в истории "идеологическим
заблуждением" человечества. И сейчас
пришло время расплачиваться за эту
совершенно необоснованную идею
верховенства человека с одновременным
провозглашением себя "царем природы"
со всеми полномочиями наглого и
жестокого самозванца.
Именно
из-за таких высокомерных представлений
о человеке, как об особом разумном сверх-существе
Земли, которому подвластна вся Природа,
и прозябали все науки о человеке. Не
отрицая уникальности и специфичности
человека (труд, абстрактное мышление,
использование орудий и т.п.), все же
нельзя оставить без ответа основной
вопрос: почему человек стал трудиться,
изготовлять орудия, мыслить?!! Зачем ему
все это хозяйство?! Чего ему не жилось в
животных?! Дальнейший уровень всей
совокупности гуманитарных наук будет
зависеть от существенного сдвига в
познании начала человеческой истории.
Загадка человека и состоит в загадке
начала человеческой истории.
Что
началось? Когда началось? Почему и как
началось? И вот, наконец, профессору
Борису Федоровичу Поршневу (1905-1972 гг.)
удалось ответить на этот вековечный "важнейший
вопрос всех вопросов" - о том, как же на
самом деле обстоит все с происхождением
"человека разумного". Монография
"О начале человеческой истории"
явилась последней работой ученого и
вышла в свет уже посмертно. Она
задумывалась автором как центральная
часть более обширного произведения - "Критика
человеческой истории". Трагическая
смерть прервала работу великого ученого,
но все же он успел сказать свое
последнее - вещее - слово. С момента
выхода в свет (1974 г.) этого эпохального
труда прошло уже более чем два
десятилетия, но в трудах исследователей,
занимающихся вопросом происхождения
человека, гениальные прозрения Поршнева
даже не упоминаются.
Удивляться этому не приходится,
наоборот, это даже знаменательно: перед
нами традиционный, уже классический -
несущий истину - глас вопиющего в
пустыне.
Так
прислушаемся же к этому голосу.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВИДОВ
Если
ты хочешь понять что-либо, узнай, как оно
возникло.
Б.Ф.
Поршнев
(Данная
глава является конспективно-реферативной
"выжимкой" из трудов Б.Ф. Поршнева, с
добавлением иной - видовой -
интерпретации концепции антропогенеза
"по Поршневу" - Б.Д.)
Если
непредвзято поставить вопрос об
отличительных признаках человека,
которые даны опытом истории и не могли
бы быть "в другом смысле"
распространены на животных, то таковых
окажется только два. И удивительно: они
словно стоят где-то в стороне от
столбовой дороги развития наук.
Во-первых,
люди - единственный вид, внутри которого
систематически практикуется взаимное
умерщвление.
И, во-вторых,
столь же странно, на первый взгляд, еще
одно отличие: люди - опять-таки
единственный вид, способный к абсурду, а
логика и синтаксис, практическое и
теоретическое мышление - его
деабсурдизация. Организм же животного
ведет себя в любой, даже в искусственно
созданной, ситуации с физиологической
точки зрения совершенно правильно, либо
дает картину нервного срыва (неадекватные
рефлексы), сконструировать же абсурд,
или дипластию, его нервная система
неспособна. Все развитие человеческого
сознания в ходе истории есть
постепенное одоление первоначальной
абсурдности, ее сдвижение на немногие
краевые позиции.
И вот,
как выяснилось, эти две человеческие
особенности не только взаимосвязаны, но
и полностью взаимообусловлены, ибо
произрастают они из одного и того же,
страшного феномена. Это - т.наз.
адельфофагия, или умерщвление и
поедание части представителей своего
собственного вида. Она-то и привела к
возникновению рода человеческого - Homo
Sapiens.
АДЕЛЬФОФАГИЯ
Весь
материал об ископаемых гоминидах
подтверждает вывод, что между
ископаемыми высшими обезьянами (вроде
дриопитека, рамапитека, удабнопитека,
проконсула) и человеком современного
физического типа расположена группа
особых животных: высших прямоходящих
приматов. От плиоцена до голоцена они
давали и боковые ветви, и быстро
эволюционизировали. Высшая форма среди
них, именуемая палеоантропами, в свою
очередь весьма полиморфная, вся в целом
и особенно в некоторых ветвях - по
строению тела, черепа, мозга - в огромной
степени похожа на человека. Низшая форма,
австралопитеки, напротив, - по объему и
строению мозга, по морфологии головы, - в
высокой степени похожа на обезьян, но
радикально отличается от них
вертикальным положением.
На
языке таксономии можно выделить внутри
отряда приматов новое семейство:
прямоходящих, но бессловесных высших
приматов. В прежнем семействе Hominidae
остается только один род - Homo,
представленный (по нынешним
традиционным научным воззрениям)
единственным видом Homo Sapiens. Его главное
диагностическое отличие (цереброморфологическое
и функциональное) принимаем по Геккелю -
"дар слова". На языке современной
физиологической науки это значит:
наличие второй сигнальной системы,
следовательно, тех новообразований в
коре головного мозга (прежде всего в
верхней лобной доле), которые делают
возможной эту вторую сигнальную систему.
Напротив, новое, выделенное нами выше,
семейство троглодитиды (Trogloditidae)
морфологически не специализировано, т.е.
оно представлено многими формами.
Диагностическим признаком, отличающим
это семейство от филогенетически
предшествующего ему семейства понгид
(Pongidae - человекообразные обезьяны),
служит прямохождение, т.е. двуногость,
двурукость, ортоградность, независимо
от того, изготовляли они орудия или нет.
В
семействе этом достаточно отчетливо
выделяются три рода: 1) австралопитеки, 2)
археоантропы, 3) палеоантропы.
Каждый
же из родов, делится на известное число
видов, подвидов. В родословном древе
приматов в миоцене от низших обезьян
ответвилось семейство антропоморфных
обезьянпонгид. Сейчас оно представлено
четырьмя родами: гиббоны, орангутаны,
гориллы и шимпанзе. В плиоцене от линии
антропоморфных обезьян ответвилось
семейство троглодитид. От линии
троглодитид (гоминоидов) в верхнем
плейстоцене ответвилось семейство
гоминид; на современной поверхности оно
представлено лишь т.наз. Homo Sapiens,
которому присуще такое новообразование,
как органы и функции второй сигнальной
системы, примечателен также и
необычайно быстрый темп этого
ароморфоза.
Пришло
время сказать: более чем столетним
трудом археологов и антропологов
открыто не что иное, как обширное
семейство животных видов, не являющихся
ни обезьянами, ни людьми. Они
прямоходящие, двуногие, двурукие. Они
ничуть не обезьяны и ничуть не люди. Они
животные, но они не обезьяны. Это
семейство включает в себя всех и любых
высших прямоходящих приматов, в том
числе и тех, которые не изготовляли
искусственных орудий. И все
троглодитиды, включая палеоантропов (неандертальцев),
- абсолютно не люди. (Этих последних мы
будем называть "троглодиты" - от
Troglodytes, термина, впервые предложенного К.Линнеем.).
Однако
этот тезис встречает то же кардинальное
возражение, что и сто лет назад: раз от
них остались обработанные камни, значит
они люди, значит это труд, "древность
человека, таким образом, это древность
его орудий". Но для какого именно "труда"
изготовлялись эти каменные "орудия"?!
Реконструирован же не характер труда
этими орудиями, а лишь характер труда по
изготовлению этих орудий. Главное же -
для чего?! Как они использовались?! Ответ
на этот вопрос и дает ключ к экологии
всего семейства троглодитид на разных
уровнях его эволюции.
Разгадка же состоит в том, что главная,
характеризующая всех троглодитид и
отличающая их, экологическая черта - это
некрофагия (трупоядение). Один из корней
ложного постулата, отождествляющего
троглодитид с людьми, состоит в том, что
им приписали охоту на крупных животных.
Отбросить же эту запутывающую дело
гипотезу мешают предубеждения. То, что
наши предки занимались "трупоядением"
оказывается, видите ли, унизительным для
их потомков. Но надо вспомнить, что есть
не труп вообще невозможно, разве что
сосать из жил живую кровь или
паразитировать на внутренних органах.
Наша современная мясная пища является
все тем же трупоядением - поеданием мяса
животных, убитых, правда, не нами, а где-то
на бойне, возможно в другой даже части
света, откуда "труп" везли в
рефрижераторе. Так что нетрупоядными,
строго говоря, являются только лишь
вампиры (напр., комары) и паразиты (типа
глистов, вшей, клещей), питающиеся с "живого
стола".
Таким
образом, можно безоговорочно признать
тезис о гоминидах-охотниках не
правомерным, находящимся в отдаленном
родстве с мифом о "золотом веке".
Все
эти людские самооправдания и
самовозвеличивания очень долго
прикрывали истинный образ нашего предка:
"падальщика", "трупоеда", "некрофага".
Человек почему-то должен был явиться, а
не развиться; ханжескому человеческому
сознанию требовался "акт творения",
и он (этот акт) был сотворен - это
оказалось сделать проще, нежели
кропотливо заниматься вопросом
антропогенеза.
Та
ветвь приматов, которая начала
специализироваться преимущественно на
раскалывании костей крупных животных
должна была стать по своей морфологии
прямоходящей. В высокой траве и в
кустарниках для обзора местности
необходимо было выпрямляться, тем более
для закидывания головы назад, когда по
полету хищных птиц высматривалось
местонахождение искомых останков. Но
этому примату надо было также нести или
кости или камни. Двуногость
обеспечивала высокую скорость бега,
возможность хорошо передвигаться в
скалах, плавать в воде, перепрыгивать
через что-либо.
Это
были всеядные, в немалой степени
растительноядные, но преимущественно
плотоядные высшие приматы, пользующиеся
обкалываемыми камнями как компенсацией
недостающих им анатомических органов
для расчленения костяков и разбивания
крупных костей животных и для
соскребывания с них остатков мяса.
Однако
для умерщвления животных никаких - ни
анатомо-морфологических, ни
нейрофизиологических - новообразований
у них не было.
Так
что троглодитиды включились в биосферу
не как конкуренты убийц, а лишь как
конкуренты зверей, птиц и насекомых,
поедавших "падаль", и даже поначалу
как потребители кое-чего остававшегося
от них. Троглодитиды ни в малейшей
степени не были охотниками, хищниками,
убийцами, хотя и были с самого начала в
значительной степени плотоядными, что
составляет их отличительную
экологическую черту сравнительно со
всеми высшими обезьянами. Разумеется,
при этом они сохранили и подсобную
растительноядность. И не существует
никакой аргументации в пользу
существования охоты на крупных животных
в нижнем и среднем палеолите.
Троглодитиды, начиная с
австралопитековых и кончая
палеоантроповыми, умели лишь находить и
осваивать костяки и трупы умерших и
убитых хищниками животных.
Впрочем, и это было для высших приматов
поразительно сложной адаптацией. Ни
зубная система, ни ногти, так же как
жевательные мышцы и пищеварительный
аппарат, не были приспособлены к
подобному "трудовому занятию".
Овладеть же костным и головным мозгом и
пробить толстые кожные покровы помог
лишь ароморфоз, восходящий к инстинкту
разбивания камнями твердых оболочек у
орехов, моллюсков, рептилий,
проявляющийся повсеместно и в
филогенезе обезьян. Троглодитиды стали
высокоэффективными и
специализированными раскалывателями,
разбивателями, расчленителями крепких
органических покровов с помощью еще
более крепких и острых камней. Это была-чисто
биологическая адаптация к
принципиально новому образу питания -
некрофагии. Троглодитиды не только не
убивали крупных животных, но и имели
жесткий инстинкт ни в коем случае не
убивать, ибо иначе разрушилась бы их
хрупкая экологическая ниша в биоценозе.
Прямоходящие высшие приматы-разбиватели
одновременно должны были оказаться и
носильщиками, ибо им приходилось или
нести камни к местонахождению мясной
пищи или последнюю - к камням. Точнее,
именно поэтому троглодитиды и были
прямоходящими: верхние конечности
должны были быть освобождены от функции
локомоции для функции ношения.
Так
что "орудия труда" в нижнем и
среднем палеолите были средствами
разделки останков крупных животных и
абсолютно ничем более. Эти "экзосоматические
органы" троглодитид эволюционировали
вместе с видами, как и вместе с
изменениями фаунистической среды. В
этом процессе можно выделить три
больших этапа.
1).
Первый - на уровне австралопитеков,
включая сюда и т.наз. Homo habilis (умелый). Это
было время богатейшей фауны хищников-убийц,
типа махайродов (саблезубых тигров),
высокоэффективных убийц, пробивавших
покровы даже толстокожих слонов,
носорогов, гиппопотамов. И
австралопитеки, по-видимому,
использовали тогда даже не обильные
запасы мяса, оставляемые хищниками, а
только костный и головной мозг, для чего
требовалось лишь расчленять и разбивать
кости. Для этого достаточно было и
использования обычных, не оббитых
камней, поэтому-то ископаемые
австралопитеки и не оставили "орудий
своего труда", им еще пока не
требовалось этого "умения". Костный
мозг травоядных составляет величину
порядка 5% их веса, так что у того же
древнего слона этого питательного
вещества было 200- 300 кг., плюс столько же
весил и костный мозг. Претендентов на
эту, богатую протеином, пищу практически
не было, за исключением грызунов и
насекомых.
2).
Затем пришел глубокий кризис хищной
фауны, отмеченный, в частности, и полным
вымиранием махайродов. Австралопитеки
тоже обречены были на исчезновение. Лишь
одна ветвь троглодитид пережила кризис
и дала совершенно обновленную картину
экологии и морфологии: археоантропы.
Роль собирателей и аккумуляторов
относительно свежих трупов сыграли
широко разветвленные течения рек. Все
достоверно локализованные
нижнепалеолитические стоянки
расположены на водных берегах, у изгибов
рек, у древних отмелей и перекатов, при
впадении рек в другие реки и т.п.
природных ловушках для плывущих или
волочащихся по дну туш. Задачей
археоантропов было пробивать их шкуры и
кожи, рассекать связки камнями в форме
рубил, которые научились изготовлять
еще "умельцы" из рода Homo habilis,
перенесшие механизм раскалывания
костей камнями и на сами эти камни для
получения лучших рубящих и режущих
свойств.
Таким
образом, на этом этапе развилось
поедание не только мозга, но и уже мяса,вероятно,всоперничествескрупнымипернатыми
хищниками-стервятниками.
3).
Новый кризис наступил с разрастанием
фауны т.наз. пещерных хищников (пещерные
львы, медведи). На долю рек как
тафономического (могильного) фактора
снова стала приходиться малая часть
общей массы умирающих травоядных. Род
археоантропов был обречен тем самым на
затухание. И снова лишь одна ветвь вышла
из кризиса морфологически и
экологически обновленной - палеоантропы
(троглодиты). Их источники мясной пищи
уже нельзя описать однотипно.
Палеоантропы находят симбиоз с разными
видами хищников, со стадами разных
травоядных, наконец, с обитателями
водоемов. Их камни все более
приспособлены для резания и разделки
мяса животных, поверхностно уже
поврежденных хищниками, хотя их по-прежнему
привлекает извлечение мозга.
Этот
высший род троглодитид способен
расселиться, т.е. найти мясную пищу в
весьма различных ландшафтах, по-прежнему
решительно ни на кого не охотясь.
Но и
этому третьему этапу приходит конец
вместе со следующим зигзагом флюктуации
хищной фауны в позднем плейстоцене.
Необычайно лабильные и вирулентные
палеоантропы осваивают все новые и
новые варианты устройства в среде, но
кризис надвигается неумолимо. Это и есть
тот переломный этап, на котором
начинается восхождение к Homo Sapiens, тот
критический период, когда полиморфный и
политипический род троглодитов, или,
собственно, палеоантропов вплотную
приблизился к новому экологическому
кризису - к возросшей трудности
получения мясной пищи. Новые
формирующиеся в конце среднего
плейстоцена биогеоценозы вытесняли
прямоходящих плотоядных высших
приматов, несмотря на всю их изощренную
приспособляемость.
Природа оставляла теперь лишь очень
узкий эвентуальный выход этим
удивительным животным четвертичной
эпохи, так круто развившимся и теперь
обреченным на вымирание. Он состоял в
том, чтобы нарушить тот самый, дотоле
спасительный, принцип "не убей",
который составлял глубочайшую основу,
сокровенный секрет их пребывания в
разнообразных формах симбиоза с
животными. Первое условие их
беспрепятственного доступа к остаткам
мертвого мяса состояло в том, чтобы
живое и даже умирающее животное их не
боялось.
Троглодиты должны были оставаться
безвредными и безобидными, и даже кое в
чем полезными, например,
сигнализирующими об опасности соседям в
системе биоценоза.
И
Природа подсказала узкую тропу, которая,
однако, в дальнейшем вывела эволюцию на
небывалую дорогу. Решение
биологического парадокса состояло в том,
что инстинкт не запрещал им убивать
представителей своего собственного
вида. Экологическая щель, которая
оставалась для самоспасения у
обреченного нагибель
высокоспециализированного ("специализация
парализует, ультраспециализация
убивает" (Здесь и далее см. Список
литературы в конце книги 2)) вида
двуногих приматов, всеядных по натуре,
но трупоядных по основному
биологическому профилю, состояла в том,
чтобы использовать часть своей
популяции как самовоспроизводящийся
кормовой источник. Нечто подобное
небезызвестно в зоологии. Оно
называется адельфофагией ("поедание
собратьев"), подчас достигающей у
некоторых видов более или менее
заметного характера, но все же не
становящейся основным способом питания.
Тем более не существует прецедента,
чтобы это явление легло в основу
эволюции, не говоря уже о последующих
чисто исторических трансформациях
этого феномена.
Таким
образом, этот кризис и выход из него
охарактеризовался двумя
экстраординарными явлениями. Во-первых,
редчайшим среди высших животных видов
феноменом - адельфофагией (другими
словами, произошел переход к хищному
поведению по отношению к представителям
своего же собственного вида). И во-вторых,
совершенно новое явление - зачаточное
расщепление самого вида на почве
специализации особой пассивной,
поедаемой части популяции, которая,
однако, затем очень активно
отпочковывается в особый вид, с тем,
чтобы стать в конце концов и особым
семейством. Эта дивергенция двух видов -
"кормимых" и "кормильцев" -
протекала необычайно быстро, и ее
характер является самой острой и
актуальной проблемой во всем комплексе
вопросов о начале человеческой истории,
стоящих перед современной наукой.
Никакой инстинкт у животных не
препятствует поеданию себе подобных,
даже и принадлежащих к одной стае или
популяции. Все признаки каннибализма у
палеоантропов, какие известны
антропологии, прямо говорят о
посмертном поедании черепного и
костного мозга, вероятно, и всего трупа
подобных себе существ. Только чуждый
биологии моралист, исходящий из неких
неизмеримо позже сложившихся норм,
может усмотреть в этой утилизации
наличных ресурсов мясной пищи что-либо
порицаемое. Мертвый представитель
своего вида - тем самым уже не
представитель своего вида.
Как
видим, наши предки раньше всего
приспособились убивать себе подобных. А
к умерщвлению животных перешли много
спустя после того, как научились и
привыкли умерщвлять своих. Так что охота
на другие крупные виды стала уже первой
субституцией убийства себе подобных.
Этот экологический вариант стал
глубочайшим потрясением судеб
семейства Troglodytes. Все-таки указанные два
инстинкта противоречили друг другу:
никого не убивать и при этом убивать
себе подобных. Произошло удвоение, или
раздвоение, экологии и этологии поздних
палеоантропов. Но их прежний образ жизни
не мог вполне смениться "войной всех
против всех" внутри собственной
популяции. Такая тенденция не могла бы
решить пищевую проблему: вид, питающийся
самим собой, - это биологический perpetuum
mobile.
Выходом из противоречий оказалось
расщепление самого вида палеоантропов
на два подвида. От прежнего вида
сравнительно быстро и бурно откололся
новый, становящийся экологической
противоположностью. Если палеоантропы
не убивали никого кроме подобных себе,
то эти другие, назовем их Homo pre-sapies (человек
формирующийся), представляли собой
инверсию: по мере превращения в
охотников, они не убивали именно
палеоантропов. Они сначала отличаются
от прочих троглодитов только тем, что не
убивают этих прочих троглодитов. А много,
много позже, отшнуровавшись от
троглодитов, они уже не только убивали
последних, как и всяких иных животных,
как "нелюдей", но и убивали подобных
себе, т.е. и других Homo pre-sapiens. Эту практику
унаследовал и Homo sapiens, всякий раз
руководствуясь тем мотивом, что
убиваемые - не вполне люди, скорее, ближе
к "нелюдям" (преступники, иноверцы).
Еще
одной помехой в становлении подлинной
антропологии выступает мнение, будто
кто-то из наших плейстоценовых предков,
не удовлетворившись изобретением "орудий
труда", в один прекрасный день открыл
или изобрел способ добывания огня,
похитив его тайну у молнии или у вулкана,
как Прометей для людей похитил огонь у
богов. Это мнение - одна из опор
представления о громадной,
многомиллионнолетней отдаленности
начала человеческой истории. Следы огня,
как и оббитые орудия, якобы
свидетельствуют о человеке - о его
разумном творческом духе. Эпитеты типа
"огненная революция" уже стали
рабочими терминами у многих
палеоантропологов.
Но
ведь тот факт, что троглодитиды оббивали
камни камнями, несет в себе и очевидную
разгадку появления у них огня. При ударе
камней друг о друга, естественно,
сыпались в большом количестве искры,
которые и вызывали неизбежное тление
настилок любого логова и жилья
троглодитид, несомненно, мало
отличавшихся от настилок берлог, нор,
гнезд других животных. Таким образом,
зачатки огня возникали непроизвольно и
сопровождали биологическое бытие
троглодитид. Первая польза, извлеченная
ими из такого тления ("издержек
производства"), - это вытапливание с
его помощью костного мозга из трубчатых
и губчатых скелетных костей.
Так
что об "открытии" огня не
приходится вообще говорить, - он
появился помимо воли и сознания
троглодитид. От них потребовалось "открытие"
обратного рода: как сделать, чтобы огонь
не возникал. С ростом ударной техники
этот гость стал слишком назойливым, он
уже не мог быть безразличным, а
становился вредным. В ходе этой борьбы с
непроизвольным и необузданным огнем
наши предки мало-помалу обнаруживали в
обузданном, локализованном огне и
выгодные для себя свойства.
Все
можно свести к трем главным этапам
освоения огня. I. Древний, нижний
палеолит. Непроизвольный, "дикий"
огонь. Огонь преимущественно в виде
искры, тления, дыма. От протлевания и
прогорания гнездовой настилки на всем
пространстве обитания до начала ее
локализации. От полной бесполезности
огня для археоантропа до начала
использования дыма от тления (запаха) и
тепла для вытапливания костного мозга.
II. Средний палеолит. "Прирученный"
огонь. Огонь преимущественно в форме
тления, теплой и горячей золы, угольного
жара. От начала локализации
возгораемого материала до угольной ямы.
От использования дыма (запаха), от
добывания костного мозга до начала
использования жара для обогревания и
приготовления пищи. III. верхний палеолит
и далее. "Одомашненный" огонь. Огонь
преимущественно в форме жара, пламени,
горения. От угольной ямы до ямы-печи и
светильника.
Появление новых способов получения огня:
высекание пиритом и специальным
кремниевым кресалом, трением дерева о
дерево. Освоение приема тушения огня
водой. Но все это уже дело рук Homo sapiens.
Из
сказанного видно, что речь идет о
процессе, занявшем не менее миллиона, а
то и двух миллионов лет, т.е. о процессе,
по темпу своему чисто биологическому, а
не историческому.
Кроме
этого, пользование огнем способствовало
потере троглодитидами волосяного
покрова, этому столь загадочному
явлению. Подобный способ терморегуляции
практически уникален среди
млекопитающих. Но вот как раз сочетание
таких экологических факторов, как сбор
костей в полуденный зной (во время
отдыха настоящих хищников) и
воздействие тепла кострищ (пепельных ям),
и привели к этому способу теплообмена,
эффективному лишь в условиях солнцепека
да постоянного контакта с жаром от огня.
Еще
одно прямое следствие столь длительного
и постоянного общения с теплом, "всепогодности"
троглодитид - это возникновение у них т.наз.
"диэструса", т.е. постоянной "сексуальной
готовности" - и у самок и самцов. Это-то
и сделало людей (точнее, уже их предтеч -
гоминид) "самым сексуальным животным".
Неким аналогом здесь является
доместикация (одомашнивание):
содержание животных в постоянном тепле
хлева или дома также делает их в
сексуальном отношении более свободными
от климатических периодов; эффекты гона,
течки и т.д. сохраняются в несколько
редуцированной форме, почти так же, как и
у человека - в виде повышенной его
весенней сексуальности.
ФЕНОМЕН
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РЕЧИ
"Язык
выделил человека из всего животного
мира" - пишет Дж. Бернал, и это
бесспорно. Но что же является главной
характеристикой языка, речи?
Специфическое и самое существенное
свойство человеческой речи - наличие для
всякого обозначаемого явления (денотата)
не менее двух нетождественных, но
свободно заменимых, т.е. эквивалентных,
знаков или сколь угодно больших систем
знаков того или иного рода. Их инвариант
называется значением, их взаимная
замена - объяснением (интерпретацией).
Эта обмениваемость (переводимость,
синонимичность) и делает их собственно
"знаками", как номинативными
единицами человеческого языка.
Оборотной и неотторжимой стороной того
же является наличие в человеческой речи
для всякого знака иного вполне
несовместимого с ним и ни в коем случае
не могущего его заменить другого знака.
Эту контрастность можно назвать
антиномией в расширенном смысле. Без
этого нет ни объяснения, ни понимания.
Ничего подобного нет в сигналах
животных.
По
вопросу же филогенетической датировки
появления речи - данные эволюции мозга и
патологи речи свидетельствуют, что речь
появляется только у Homo sapiens. Более того,
следует даже отождествить: проблема
возникновения Homo sapiens - это проблема
возникновения второй сигнальной
системы, т.е. речи.
Слово
есть единственный знак и единственное
верное свидетельство мысли, скрытой и
заключенной в Теле. И в этом истинное
отличие человека от животного. И таким
образом, не слово - продукт мысли, а
наоборот: мышление - плод речи. В мозге
человека нет центра или зоны мысли, а вот
центры или зоны речи действительно есть
- в левом полушарии (у правшей), в верхней
и нижней лобной доле, в височной, на
стыках последней с теменной и
затылочной. Они являются крошечными, с
орешек (т.наз. зоны Брока и Вернике).
Но ни в
коем случае нельзя упрощать,
схематизировать конечную
обусловленность высших психических
функций человека существованием речи.
Мышление, сознание, воля, личность - это
не другие на-именования речевой функции,
но это ее сложные производные. Без речи
нет и не могло бы их быть.
Формула "речь - орудие мысли"
годится лишь для случая, когда мы
подыскиваем наиболее подходящие слова
для выражения своей готовой мысли. Но
возможность мыслить восходит в сферу
отношений индивида не только с объекта-ми,
но с другими индивидами, акт мысли есть
акт или возражения или согласия, как и
речь есть акт побуждения или возражения.
Поражение лобных долей мозга (которые
получили мощное развитие только у
человека, у Homo sapiens, и занимают у него до
одной трети всей массы больших
полушарий) приводит к нарушению сложной
и целенаправленной деятельности,
резкому падению всех форм активного
поведения, невозможности создавать
сложные программы и регулировать ими
деятельность. Но лобные доли человека в
свою очередь - слуга речи. Любой вид
восприятий у человека управляется с
помощью тех вполне определенных
областей коры мозга, которые в
филогенезе возникли только у человека и
которые в самостоятельно
сформированном виде не присущи даже и
ближайшим эволюционным предкам Homo sapiens,
т.е. всем представителям семейства
Troglodytidae.
Эти
области коры, преимущественно
верхнепередние лобные формации, следует
считать составной, и притом
первостепенной анатомо-функциональной,
частью аппарата второй сигнальной
системы - они служат посредствующим
звеном между корковыми очагами
собственно приемно-передающей речевой
системы и всеми прочими отделами коры
головного мозга, ведающими и
восприятием (опросом среды), и ответной
активностью - действиями. Эти зоны
лобной коры, выделившиеся в филогенезе
только у человека, в онтогенезе
созревают у ребенка позднее всех
остальных зон коры. В случае поражения
этих мозговых структур человек
утрачивает способность следовать
словесной инструкции, а это означает
большие или меньшие разрушения
механизма второсигнального управления
восприятием.
В
принципе, слово властно над почти всеми
реакциями организма, пусть мы еще не
всегда умеем это проследить. Так, в
гипнозе слово может воздействовать на
изменения состава крови и другие
биохимические сдвиги в организме, а
посредством установления
условнорефлекторных связей словом
можно воздействовать чуть ли не на любые
физиологические процессы - не только на
те, которые прямо могут быть
вербализованы (обозначены словом), но и
все, с которыми можно к словесному
воздействию подключить цепную
косвенную связь, хоть они прямо и не
осознаны, не обозначены своим именем.
Анализ образования условных рефлексов у
человека, механизмов двигательных
реакций, особенностей ЭЭГ и
характеристик чувствительности
анализаторных систем показывает, что
решительно все стороны мозговой
деятельности человека пронизаны
вмешательством второсигнальных
управляющих импульсов. Это верно в
отношении и самых "духовных" и
самых "материальных" актов. Отсюда
непреложно следует вывод о том, что
знаменитый философский "психофизический
парадокс" (вопрос соотношения души и
тела) является на поверку не чем иным,
как очередной надуманной
псевдопроблемой.
Прибавление. Можно даже утверждать
большее: буквально все в человеческом
организме можно в итоге подчинить
словесной, точнее второсигнальной (ауто)инструкции.
Все те впечатляющие достижения йогов,
экстрасенсов и есть свидетельства
такого воздействия на организм через
вторую сигнальную систему. Как известно,
радикальным /само/внушением часто
избавляются даже от смертельных
заболевании, и, наоборот, совершенно
здоровый человек может в одночасье
умереть по "зомбирующему приказу".
В принципе, наверняка, с помощью неких
неизвестных, но достаточно нехитрых (хотя,
возможно, и напряженных)
психагогических методик можно
основательно продлить человеческую
жизнь. По крайней мере, это не исключено:
достаточно вспомнить о долголетии
многих людей, занятых творческим трудом,
особенно - неспешным, с установкой на не
скорое получение результатов, как, напр.,
у селекционеров. Это не говоря уже о том
анекдотическом факте, что т.наз.
"нытики"
живут определенно дольше. Другое дело,
что сама по себе мечта людей о
бессмертии - вздорна: человек, в идеале,
должен доживать лишь до того времени,
когда он "наполнится днями" и
захочет смерти сам: будет "ждать ее
как невесту". Школа И.П. Павлова
установила фундаментальный
физиологический факт: вторая сигнальная
система оказывает постоянную
отрицательную индукцию на первую. Слово
невидимо совершает тормозную, всегда
нечто запрещающую работу. Словесная
система оказывает тормозное влияние на
непосредственные, т.е. первосигнальные,
реакции. Эта тормозная функция слова в
норме отчетливо обнаруживается лишь в
раннем детском возрасте, позже
становится скрытой, но может
наблюдаться в случаях нарушения
нейродинамики и в некоторых особых
ситуациях.
Могучее вторжение второй сигнальной
системы в регулирование всей высшей
нервной деятельности, несомненно,
предполагает не "вакуум инстинктов",
а тот факт, что она прежде всего была
средством торможения любых
первосигнальных двигательных и
вегетативных рефлексов. Торможение
служит глубоким ядром ее нынешнего
функционирования у человека.
Лобные
доли (собственно, префронтальная часть)
не только тормозят первосигнальные
рефлексы, вообще прямое реагирование на
среду, но и преобразуют речь в поведение,
подчиняют освобожденное от прямого
реагирования поведение заданию, команде
(экстероинструкции) или замыслу (аутоинструкции),
т.е. речевому началу, плану, программе.
Таким
образом, специфическая работа мозга
человека складывается из трех этажей: 1)
сенсорные и моторные речевые зоны или
центры, 2) лобные доли, в особенности
переднелобные, префронтальные формации
и специально присущие Homo Sapiens зоны в
височно-теменно-затылочных областях, 3)
остальные отделы мозга, в общем
однородные у человека с высшими
животными.
Второй
этаж преобразует речевые знаки в
направляющую цель и осуществляющую ее
волю. Тем самым социальное проникает
внутрь индивида, сообщения (смыслы),
адресуемые человеческой средой,