Ц П П Р С
Главная
Психология и
здоровье
Диденко
Борис
Страница
1
Страница
2
Страница
3
Страница
4
Страница
5
Страница
6
Страница
7
Страница
8
Страница
9
Страница
10
Дипластия -
единственная адекватная форма
суггестивного раздражителя ЦНС: незачем
внушать человеку то, что порождают его
собственные ощущения и импульсы, но мало
того, чтобы временно парализовать
последние, внушающий фактор должен
лежать вне норм и механизмов первой
сигнальной системы. Этот фактор в лице
дипластии биологически "бессмыслен",
"невозможен" и вызывает ре-акцию на
таком же уровне - как бы невротическом,
но далеко не мимолетном, а постоянном
для сферы общения. То, что у животных -
катастрофа, здесь в антропогенезе,
используется как фундамент новой
системы. То, что у животных физиологи
традиционно (хотя и вряд ли верно)
рассматривают как патологию нервной
системы, в генезисе второй сигнальной
системы преобразуется в устойчивую
форму. "Ультрапарадоксальная фаза"
для человека в отношении высшей нервной
деятельности на уровне второй
сигнальной системы стала пожизненной,
лишь несколько отступая в пожилом
возрасте (что ошибочно воспринимается,
как умудренность, на самом же деле это -
потеря нюансов в мыслях).
Создание устойчивых нелепостей, или
абсурдов, типа "то же, но не то же" и
было тем самым выходом на уровень,
немыслимый в нервной деятельности
любого животного. Последующая история
ума была медленной эволюцией средств
разъединения элементов, составляющих
абсурд, или дипластию. Этому
противоречивому объединению
соответствует какая-то эмотивная
реакция, которая свидетельствовала об
абсурде и нуждалась в н ем. Следом этого
остается факт, выраженный в т.наз. законе
А. Элькоста: всякое человеческое чувство
в норме амбивалентно (внутренне
противоречиво). Дипластия воспроизводит
как раз то одновременное наличие двух
противоположных друг другу раздражений,
которое "срывает" нормальную
высшую нервную деятельность у животных.
Животное имеет дело либо с "тем же"
раздражителем, не отличая новый от
прежнего, т.е. пренебрегая их различиями,
либо "не с тем" , т.е.
дифференцируемым. Напротив, то
отождествление, о котором идет речь,
ничего общего не имеет с их смешением:
где есть смешение, там нет удвоения, нет
обобщения. Дипластия - такая операция,
где между двумя предметами или
представлениями налицо: 1) очевидное
различие или независимое бытие и 2)
сходство или слияние; если нет и того и
другого хоть в какой-то степени -
отождествление невозможно.
Создание дипластий - сублогика;
преодоление дипластий - формальная
логика.
Преодоление дипластий можно определить
также, как деабсурдизацию абсурда.
Обычно
абсурд (бессмысленность, нелепость)
выступает просто как невыполнение
условий логики. Но можно и перевернуть:
логика - это невыполнение условий
абсурда. И получится тогда более широкое
обобщение. Условия абсурда - это
противопоставления трем основным
законам логики: 1) обязательность
многозначности (минимум
двусмысленности), т.е. "А не равно А",
2) обязательность противоречия, 3) вместо
"или-или" - "и-и". В таком случае,
всякую логичность следует
рассматривать как нарушение этих правил.
Далее, есть возможность эти
формулировки свести к одной позитивной.
А именно, формулой абсурда может служить
А = В. Два элемента - А и В - различны, но
они и тождественны.
Оба
элемента пары, по определению, должны
быть столь же несовместимы друг с другом,
как нейрофизиологические явления
возбуждения и торможения. И в самом
тесном слиянии они не смешиваются.
Собственно, к физиологическому
антагонизму возбуждения и торможения
восходит всякое явление функциональной
оппозиции в человеческой психике,
включая речь (фонологическая и
синтаксическая оппозиция). Но человек в
дипластий не может сливать возбуждение
и торможение, - он может сливать в
дипластий два раздражителя
противоположного знака.
Эта
спайка - явление особого рода: в глубоком
прошлом бессмыслица внушала священный
трепет или экстаз, с развитием же самой
речи, как и мышления, бессмысленное
провоцирует усилия осмысления. "Речь
есть не что иное, как осмысление
бессмысленного". Дипластия под углом
зрения физиологических процессов - это
эмоция, под углом зрения логики - это
абсурд...
Но это
не значит, что дипластия принадлежит
исчезнувшему прошлому. Прошлое живет. Не
видно, чтобы люди склонны были
отказаться от ее чар, лежащих во всем,
что священно и таинственно, что
празднично и ребячливо. Растущий
строгий ум туго и многообразно
переплетен в цивилизациях мира с
доверчивым бездумьем и с причудливыми
фантазиями.
ДИВЕРГЕНЦИЯ
ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВИДОВ
Теперь
видно, что главной проблемой
антропогенеза уже становится не
морфологическое отличие Homo sapiens от
предковой формы, а его реальные
отношения с ней. Человек не мог не
находиться в тех или иных отношениях с
видом, от которого он стал отличаться и
отделяться. Наука об антропогенезе
должна стать наукой о конкретных
биологических отношениях людей и той
предшествовавшей формы, от которой они
ответвились. Это были отношения и
биогеографические, и экологические,
отношения конкуренции, симбиоза или
паразитизма, наконец. Главное внимание в
этой науке должно быть перенесено на
вопрос о реальных отношениях людей с его
предковой формой. В науках о человеке
должен произойти сдвиг, который можно
сравнить лишь с копернианской
революцией.
Пора
отбросить все те несуразицы, которыми
замусорена проблема становления Homo sapiens.
Научной несообразностью является
взгляд, будто все особи предкового вида
превратились в людей. Еще бессмысленнее
думать, что они перестали рождаться на
свет с тех пор, как некоторые путем
мутации стали людьми. Не лучше и идея,
что немногие, ставшие людьми, в короткий
срок лишили кормовой базы всех
отставших и те быстро перемерли: на
Земле до сих пор остается довольно
пищевых ресурсов для множества видов
животных. Упорно избегается тема о
реальных взаимоотношениях двух
разновидностей вида Troglodytae, в ходе этих
взаимоотношений ставших подвидами, а
затем и разными видами, продолжая и на
этом таксономическом уровне находиться
в биологических отношениях друг с
другом (таких, как промискуитет и
каннибализм).
И что
касается человека (Homo sapiens), то он
появляется всего лишь 35-40 тысяч лет тому
назад. Его исторический марш, обгоняющий
темпы изменения окружающей природы, т.е.
обретающий относительное самодвижение
и ускорение (при неизменности телесной
организации), начинается и того много
позже.
Начало
такого самодвижения следует
отсчитывать лишь с неолита, эти недолгие
восемь тысяч лет человеческой истории
по сравнению с масштабами биологической
эволюции можно приравнять к цепной
реакции взрыва. История людей - взрыв! В
ходе ее сменилось всего несколько сот
поколений.
Толчком к взрыву послужила бурная
дивергенция двух видов - Troglodytes (палеоантропов)
и Homo pre-sapiens, стремительно отодвигавшихся
друг от друга на таксономическую
дистанцию подвидов, видов, родов,
семейств и, наконец, на дистанцию двух
различных уровней самоорганизации
материи - биологической и социальной.
Только существование крайне
напряженных экологических отношений
между обоими дивергирующими видами
может объяснить столь необычайную
быстроту данного ароморфоза:
отпочковывания нового, прогрессивного
вида. К тому же, с самого начала
дивергенция не сопровождалась
размежеванием ареалов. Наоборот, в
пределах одного ареала происходило
крутое размежевание экологических ниш и
форм поведения.
Следовательно, перед нами продукт
действия некоего особого механизма
отбора, противоположного дарвиновскому,
"естественному". Уж очень
специфично то, что возникло: вид,
отличающийся инверсией процессов
высшей нервной деятельности:
"животное
наоборот".
И
проблема антропогенеза в точном и узком
смысле сфокусирована на сравнительно
недолгом интервале времени, но крайне
насыщенном. "Загадка человека"
полностью включена в неисчерпаемо
сложную тему дивергенции палеоантропов
и Homo pre-sapiens. В переводе на хронологию
длина этого интервала всего лишь 15-25
тысяч лет, на нем-то и укладывается все
таинство дивергенции, породившей людей.
Часто
говорят о непомерно быстром образовании
вида Homo sapiens из родительской формы
Troglodytes, хотя никаких "обычных"
темпов образования видов не существует.
Но в нашем случае дело идет не о далеких
биологических видах, а раздвоении
единого вида. Вот как раз вполне "бессознательным"
и стихийным интенсивным отбором
палеоантропы и выделили из своих рядов
особые популяции, ставшие затем особым
видом. Обособляемая от скрещивания
форма, видимо, отвечала прежде всего
требованию податливости на интердикцию.
Это были "большелобые". В них вполне
удавалось подавлять импульс убивать
палеоантропов. Но последние могли
поедать часть их приплода. "Большелобых"
даже удалось побудить пересилить
инстинкт "не убивать", т.е.
заставить их убивать для палеоантропов,
как "выкуп", разных животных, хотя
бы больных и ослабевших, вдобавок к
прежним источникам мясной пищи.
Вспомним обряды инициации. Суть их
состоит в том, что подростков, достигших
половой зрелости (преимущественно
мальчиков), выращенных в значительной
изоляции от взрослого состава племени (в
особых домах), подвергают мучительным
процедурам и даже частичному калечению,
символизирующим умерщвление. Этот обряд
совершается где-нибудь в лесу и выражает
как бы принесение этих подростков в
жертву - на съедение лесным чудовищам.
Последние являются фантастическими
замещениями некогда совсем не
фантастических, а реальных пожирателей -
палеоантропов; как и само действие
являлось не спектаклем, а подлинным
умерщвлением. Надо думать, что этот
молодняк, вскормленный, или вернее,
кормившийся близ стойбищ (в загонах?) на
подножном растительном корму до порога
возраста размножения, умерщвлялся и
служил пищей для палеоантропов. Лишь
очень немногие (отбираемые
палеоантропами по "большелобости")
могли уцелеть и попасть в число тех
взрослых, потомки которых затем
отпочковались от палеоантропов,
образовав малопомалу изолированные
популяции кормильцев (данников) этих
палеоантропов, - в итоге все же
уничтоженных: это сделал уже Homo sapiens.
Этот ароморфоз был достаточно локальным
феноменом: по данным современных
генетических исследований
человеческого гемоглобина выяснилось,
что все человечество является потомками
всего лишь 500-1000 предковых мужских
особей.
Есть и
еще один совершенно специфический факт,
который тоже локализован в данном
хронологическом интервале: расселение
ранних Homo sapiens по обширной ойкумене, чуть
ли не по всей пригодной к обитанию
территории нашей планеты, включая
Америку, Австралию, Океанию. Эта
дисперсия человечества по материкам и
архипелагам Земного шара по своей
стремительности тоже может быть
уподоблена взрыву. За эти полтора-два
десятка тысячелетий кроманьонцы
преодолели такие экологические
перепады, такие водные и прочие
препятствия, каких ни один вид животных
вообще никогда не мог бы преодолеть.
И
нельзя свести это рассеяние людей по
планете к тому, что им не хватало
кормовой базы на прежних местах, так же,
как и нельзя сказать, что люди в верхнем
плейстоцене расселялись из худших
географических условий в лучшие, - имело
место и противоположное. Им не стало "тесно"
в хозяйственном смысле, им несомненно
стало тесно в смысле трудности
сосуществования с себе подобными. Они
старались отселиться от палеоантропов,
которые биологически утилизировали их в
свою пользу, опираясь на мощный и
неодолимый нейрофизиологический
аппарат интердикции. Они бежали и от
соседства с теми популяциями Homo sapiens,
которые сами не боролись с указанным
фактором, но уже развили в себе высокий
аппарат суггестии и перекладывали
тяготы на часть своей и окрестных
популяций. И палеоантропы и эти "суггесторы"
понемногу географически перемещались
вслед за такими беглецами переселенцами.
Наконец, Земной шар перестал быть
открытым для свободных перемещений, и
его поверхность покрылась т.наз.
антропосферой, или системой
взаимообособленных ячеек, пользующихся
своим собственным языком, как средством
защиты - помощью непонимания - от чужих
повелений и агрессивных устремлений.
Важно
также и то, что эти первобытные
социальные образования в общем всегда
эндогамны. Этнос или другой тип
объединения людей всегда служит
препятствием для брачно-половых
отношений с чужими. Ведь несомненно, что
к главнейшим механизмам дивергенции с
палеоантропами принадлежало избегание
скрещивания.
Так
что эндогамия, разделившая человеческий
мир на взаимно обособленные ячейки,
сделавшая его причудливой сетью расово-национальных
этносов, была следствием дивергенции,
как бы возведенным в степень, получившим
совершенно иную функцию.
И все
же это взаимное избегание первобытных
популяций было слишком запоздалым
средством для того, чтобы таким образом
защититься от скрещивания с
палеоантропамиадельфофагами. Ибо самое
страшное уже произошло: потомки этих
первоубийц уже прочно вошли в состав
рода людского в результате первобытного
промискуитета на самой ранней стадии
становления человечества:
адельфофагической.
Слишком просто было бы считать, что
ранние Homo sapiens состояли из внушающих (суггесторов)
и внушаемых (суггерендов), и эти вторые
поддавались Бездействующему влиянию (инфлюации)
первых. Так же просто было бы и полагать,
что каждая особь играла то одну роль, то
обратную, нимало не срастаясь с ними. Но
обе эти модели слишком просты, чтобы
быть истинными.
Метаморфозы суггестии вполне
согласуются с иной антропологической
моделью.
Более
вероятно, что существовало как минимум
три соучаствующих стороны. И
воздействие суггестии направляется
лишь на того, кто не владеет "кодом"
самозащиты, либо происходит обращение,
наоборот, к владеющему таким кодом (соучастнику).
Здесь слову "код" возвращается его
истинное значение, утраченное
кибернетикой: "код" может быть
только укрытием чего-то от кого-то, и
подразумевает трех участников:
кодирующего, декодирующего и
акодирующего (не владеющего кодом).
Соответственно, существовало три
градации в неустойчивом переходном мире
становления раннего человечества, Homo
pre-sapiens. 1. Еще весьма близкий к
биологическому палеоантропу, т.е. полуне-андерталоидный
тип, использующий примитивную,
летальную для его "собеседников",
роковую и неодолимую (до поры до времени)
интердикцию. 2. Средний, промежуточный
тип, который способен имитировать
действия первого типа, но в итоге
неспособный ему противостоять,
суггестор-имитатор: первобытный
манипулятор. 3. Наиболее продвинутые в
сторону сапиентации (оразумления), но
практически неспособные противостоять
воздействию первых двух типов,
суггеренды. Все вместе они, по крайней
мере первый и третий тип, находились в
биологическом противоречии, каковому
противоречию и соответствует
первоначальная "завязь" суггестии.
Она достигает все большей зрелости
внутри этого мира ранних Homo pre-sapiens,
причем наиболее элементарные формы
суггестии действительны по отношению к
более примитивному типу (так и
оставшемуся животным), а более
сапиентные варианты Homo pre-sapiens избегают
воздействия суггестии благодаря
вырабатывающимся предохранительным
ограждениям (непонятность, кодирование).
Чем
более усложненный вариант суггестии
устанавливается во взаимоотношениях
уже между более сапиентными формами, тем
более он становится "непонятным"
для отставших, отбрасываемых назад, в
мир животных. Здесь в последний раз (?) по
отношению к Homo sapiens (точнее, к Homo pre-sapiens)
применяет свое энергичное (необычайно!)
воздействие естественный отбор,
закрепляя формирование соответствующих
нейродинамических устройств (эхолалических,
парафизических и др.) в мозге
становящегося человека. Средний
суггесторный тип размывался, и все
дальше от этой уже человеческой
эволюции суггестии оставался на
биологическом уровне неандерталоидный
тип.
Полная
зрелость суггестии отвечает завершению
дивергенции человека с палеоантропами (троглодитами).
К этому времени среди самих Homo sapiens уже
распространилось взаимное обособление
общностей по принципу "кодирования"
своей общности от чужих побуждений, т.е.
возникла самозащита "непониманием"
от повелений и поведенческих норм,
действительных лишь среди соседей.
Но "уйти
чисто" из животного мира, "не
замазавшись", "человеку разумному"
не удалось. В составе человечества
остались прямые потомки тех самых
первоубийц (предельно близких к
биологическим палеоантропам -
троглодитам), а также и потомки их
подражателей - суггесторов-манипуляторов.
В результате всех этих процессов
антропогенеза (точнее, антропоморфоза) в
неустойчивом, переходном мире
становления раннего человечества
образовалось весьма и весьма
специфическое, очень недружественно
настроенное по отношению к друг другу
семейство рассудочных существ,
состоящее из четырех видов. В дальнейшем
эти виды все более и более расходились
по своим поведенческим характеристикам.
Эти
виды имеют различную морфологию коры
головного мозга. Два из них являются
видами хищными, причем - с ориентацией на
людей! Человечество, таким образом,
представляет собой поэтому не единый
вид, но уже - семейство, состоящее из
четырех видов, два из которых необходимо
признать хищными, причем с
противоестественной ориентацией этой
хищности (предельной агрессивности) на
других людей.
Хищность определяется здесь, как
врожденное стремление к предельной или
же чудовищно сублимированной
агрессивности по отношению к другим
человеческим существам. Именно эта
противоестественная направленность и
не позволила - из-за дистанционной
неразличимости - образовать видовые
ареалы проживания, а привела к
возникновению трагического симбиоза,
трансформировавшегося с течением
времени в нынешнюю социальность.
Первый
вид (хищный!) - это палеоантропы (или
неотроглодиты), предельно близкие к
своему дорассудочному предшественнику,
"биологическому прототипу"
-
подавлявшему с помощью интердикции волю
сородичей и убивавшему их. Это мрачные
злобные существа, зафиксированные в
людской памяти с самых ранних времен, в
частности, в дошедших до нас преданиях о
злых колдунах-людоедах.
Второй
вид (также хищный) - это суггесторы,
успешно имитирующие интердиктивные
действия "палеоантропов", но сами
все же не способные противостоять
психическому давлению последних.
Третий
вид (уже нехищный) - диффузный. Это те
самые суггеренды, не имеющие средств
психологической защиты от воздействия
жутких для них, парализующих волю к
сопротивлению импульсов интердикции.
Это - "человек разумный".
Четвертый вид - это неоантропы,
непосредственно смыкающиеся с
диффузным видом, но сформировавшиеся
несколько позднее. Они более продвинуты
в направлении сапиентации, оразумления,
и способны - уже осознанно - не
поддаваться магнетизирующему
психологическому воздействию
интердикции.
"Неоантропов"
следует считать естественным развитием
диффузного вида в плане разумности.
Именно
эта классификация, на наш взгляд,
является кардинальной, видовой
типологией людей. Все остальные
систематизации человеческих типов от
Гиппократа до К. Юнга, Э. Кречмера и Т.
Адорно классифицируют людей лишь по
второстепенным и опосредованным
характеристикам. Все они как бы с разных
позиций "очерчивают" внешние,
поверхностные признаки человеческого
"головоломного кубика" или же
выделяют и описывают отдельные его "ребра".
"Кардинальная"
же, видовая типология сравнима с
разъединением "человеческой
головоломки" на свои составные части,
после чего ее загадочность исчезает.
Прибавление. Как из теории
естественного отбора Ч. Дарвина "торчат
уши" происхождения человека из
животного мира (кстати, тезис о том, что
"человек произошел от обезьяны"
принадлежит не Дарвину, а его
последователям: Фохту, Геккелю и Гексли,
почти одновременно пришедшим к этой
мысли), так и из концепции Б.Ф. Поршнева
следует непреложный вывод о видовой
неоднородности человечества. Профессор
Поршнев работал над своей монографией
более четверти века, и последние годы (конец
60-х) совпали со всемирным истерическим
бумом поисков "снежного человека".
И это обстоятельство не могло не
сказаться на позиции ученого. Он был
настолько уверен в правильности
собственной концепции, что посчитал
окончательным ее доказательством
поимку снежного человека, "реликтового
палеоантропа", по его мнению. Все это
отвлекло внимание великого ученого, и он
прошел мимо предположения о возможности
нахождения этих "йети", "мизг е"
в составе рода человеческого. И конечно
же, преждевременная смерть ученого
явилась огромной утратой для всей
мировой науки в деле исследования "важнейшего
вопроса всех вопросов".
Неопровержимым эмпирическим
доказательством существования видового
разделения человечества является "асоциальное
моделирование". Именно так будет
правомерно поименовать тот
общеизвестный факт, что при всякого рода
крупных катаклизмах (стихийных,
революционных, милитаристских...),
разрушающих государства, очень многие
человеческие сообщества распадаются на
"малые группы" - на враждующие между
собой банды, "феоды", построенные по
принципу "тюремно-камерного социума"
- этой постоянно действующей
асоциальной модели, ставшей уже
классической в своей невеселой
популярности.
Главарь ("пахан"), "свита
приближенных" (несколько
прихлебателей:
"шестерок")
и, наконец, болееменее многочисленная
послушная "исполнительная группа".
Такое самопостроение, стихийная
самоорганизация, при снятии уз
официальной социальности, предельно
точно вскрывает и демонстрирует
кардинальный (видовой!) состав
человечества.
Это -
лежащее на самом виду, и удивительно,
подобно кунсткамерному слону из басни
Крылова, незамечаемое - доказательство
этической неоднородности человечества
по своей сути есть не что иное, как
проявление непроизвольного,
естественного возврата к прежнему
состоянию при предоставлении
возможности нестесненного, не
ограниченного социальными рамками
поведения. Собственно говоря,
большинство и официальных общественных
структур в той или иной мере
приближаются к указанному "классическому"
построению, и в первую очередь, это
относится к властным структурам:
государственным, партийным и др.
Действительно, столь сильное
поведенческое различие, возникшее при
переходе к хищному внутри-видовому
поведению, с учетом продолжавшихся и во
времена дивергенции промискуитетных
отношений, не могло дать в итоге
однородную до какой бы то ни было
степени популяцию.
Будет
уместной иллюстрацией сравнение
человечества с семейством Canis (Псовые), в
котором примерно так же соотносятся
между собой волки, шакалы и собаки
разнообразнейших пород - этих последних
абсолютное большинство. И в нашем
контексте понимания хищности
карликовая такса гораздо ближе и роднее
огромному сенбернару, нежели волк - по
отношению к овчарке. Т.е. хотя этих
последних и отличить-то внешне друг от
друга затруднительно, тем не менее самое
важное различие между ними состоит в том,
что такой "серый братец по крови"
может запросто и с превеликим
удовольствием сожрать зазевавшуюся
подругу.
Использование здесь ставшего столь
знаменитым, благодаря Ч. Дарвину,
понятия "вид" возможно вызовет
некоторое недоумение у лиц, чрезмерно
обеспокоенных видовой чистотой
человечества и потому способных
усмотреть в этом несомненное покушение
на постулат о биологическом единстве
людей. Но так как описываемые
человеческие различия относятся к
морфологии коры головного мозга,
имеющего все же некоторую специфику и
ряд существенных отличий от
соответствующего органа у животных, то
поэтому и проявления этих различий
имеют свои особенности. И относятся они
главным образом к мыслительной
деятельности, к нравственности, т.е. к
параметрам, не имевшим до сих пор иной
классификации кроме эмоционального к
себе отношения и предвзятых оценок в
русле субъективных трактовок понятий
"добра" и "зла". В связи с этим,
таксономическое определение "вид",
как совокупность особей дающих
репродуктивное потомство, в применении
к человечеству очевидно нуждается в
некоторой расширительной интерпретации,
ибо значительная часть процессов
вырождения и вымирания межвидовых
гибридных потомков проходит в более
сложных, "социально-обставленных"
формах, о ч ем будет идти речь далее.
Главное же то, что указываемые различия
между нехищными людьми и суггесторами и
тем более неотроглодитами столь
существенны и значимы по своим
социальным следствиям, что именно они
оказываются ныне решающим фактором в
вопросе выживания человечества.
Дело в
том, что, к хищным видам не применимы
основные человеческие качества:
нравственность, совесть, сострадание.
Эти существа привносят в мир
бесчеловечную жестокость, бесчестность
и бессовестность. Поэтому с
гуманистической позиции их нельзя, в
принципе, называть людьми. Это жестокие
и коварные животные, хотя и весьма умные.
И если уж называть вещи своими именами,
то правильнее всего будет определить
представителей хищных человеческих
видов, как хищные гоминиды. Или, еще
более точно, палеоантропы (неотроглодиты)
- это сверхживотные (superanimal'ы), а
подражающие, "вторящие" им
суггесторы-манипуляторы - это как бы
некие оборотни, или псевдолюди.
И
именно видовая неоднородность делает
жизнь человечества столь нестабильной и
чреватой самыми ужасными последствиями.
Хищные гоминиды ныне - это т.наз.
"сильные
мира сего", и это их неразумное
владычество привело все живое на Земле
на грань гибели. Но все же надежда
умирает последней, и быть может, более
подробное и тщательное рассмотрение
человеческих проблем в видовом ракурсе
укажет пути к спасению...
ПАЛЕОАНТРОП:
СВЕРХЖИВОТНОЕ
Горе
замышляющим беззаконие и на ложах своих
придумывающим злодеяния, которые
совершают утром на рассвете, потому что
есть в руке их сила!..
Ненавидите доброе, любите злое; сдираете
с них кожу их и плоть с костей их.
Михей,
2:1, 3:2
И во
мне поднималась радость,
Радость от века,
Радость, что я убил человека.
Б.
Савинков
Внутривидовой агрессор - биологический
палеоантроп, первоубийца явился как бы
"злым гением" человечества (в
гегелевском оформлении этого понятия, т.е.
как мать является "гением" своего
ребенка; здесь, конечно же,
подразумевается внеэтический аспект).
Совершив патологический переход к
хищному поведению по отношению к своему
же виду, палеоантропагрессор принес в
мир гоминид страх перед "ближним
своим". Закрепляясь генетически, этот
страх стал врожденным. Это "страшное
наследие" проявляется у людей уже в
раннем детстве в форме "боязни
посторонних", когда пяти-семимесячный
ребенок начинает отличать "своих"
от "чужих" и испытывает страх при
приближении незнакомого человека, хотя
и не имеет отрицательного опыта общения
с ним.
Реакция "боязни посторонних"
наблюдается у всех народов мира.
Эта
боязнь - всего лишь отголосок того
древнего Пра-страха, ставшего некогда
бичом популяции гоминид, разбившего ее
на виды, а в дальнейшем разобщившего и
рассеявшего человечество по всей Земле.
И хотя биологические палеоантропы -
внутривидовые агрессорыпервоубийцы - в
ходе лавинообразного становления "человека
разумного" были уничтожены, но
потомки их остались в составе рода
человеческого, равно как осталась и их
агрессивность по отношению к людям.
Практически все сообщества высших
животных строят свои взаимоотношения
иерархически, образуя
привилегированные ступени из альфа-,
бета-, гамма (и т.д.)-особей. И всегда
существует определенный уровень
внутривидовой агрессивности. Понятно
также, что это "неравноправие"
должно обостряться в неблагоприятных,
экстремальных условиях. Но лишь у
позднейших гоминид (троглодитов),
предтеч людей, это "иерархическое
строительство" дошло до устойчивой
смертоносной агрессивности, что и
привело к осознанию (уже - человеком!)
реальной смертельной опасности,
исходящей от внешне такого же, как и он,
сам существа. "Такой - да не такой" -
это и была та самая первая дипластия, тот
страшный абсурд, который привел к
первейшему проблеску гоминизации
животного, что и стало детонатором
взрывоподобного становления рассудка.
Именно
таким образом и происходит страшное
открытие человека (также и в смысле
открытия нового - уже собственно
человеческого - пути): "Я могу быть
убит таким же существом, как и Я !!" И в
этом озарении-прозрении заключалось
буквально все: и самоосознание, "овладение
собой, как предметом" (2), и
вероятностное прогнозирование будущих
событий, т.е. все то, на чем зиждется
человеческий рассудок.
Одновременно при этом само-осознании (иначе
говоря - при рождении рассудка)
происходит и неизбежное запечатление,
или т.наз. "импринтинг", хищного
поведения, в результате которого
убийства себе подобных предстают перед
рассудочным человеком на долгие века
как естественные. В этом плане страшный
"импринтинг человекоубийства",
ставший величайшим трагическим
заблуждением человечества, видится как
высочайшая цена, уплаченная людьми за
приобретение ими рассудка.
Становление рассудка у Homo pre-sapiens
происходило необычайно стремительно, по
своей организации оно было подобно
гонке с выбыванием, причем "выбывшие"
из нее выбывали полностью и буквально:
не справлявшиеся с возрастанием
суггестивного воздействия, не имевшие
достаточных средств самозащиты,
моментально оказывались в кандидатах на
поедание. (Хотя, возможно, некоторым
популяциям и удалось избежать подобной
участи, вовремя отселившись от
владеющих более сильным аппаратом
суггестивного воздействия "гонщиков",
"сойти с трассы", за что они
расплатились относительной слабостью
мыслительного аппарата контрсуггестии,
т.е. гипертрофированной наивностью.
Именно
такими ранними беглецами, "ушедшими в
отрыв в сторону", видятся самые
древние отселенцы: аборигены Австралии,
японские айны, индейцы Южной Америки.) В
этом механизме самовосхождения был и
мощнейший внутренний движитель. Это те
самые хищные гоминиды, потомки
первоубийц, они-то и не давали никакой
возможности остановиться на какой-либо
стадии этого стремительного процесса:
внутривидовая смертоносная агрессия не
прекращалась, и постоянно требовались
все новые и новые ухищрения для
выработки защитных мер (вот уж,
действительно, "нет худа без добра"!).
Людям
стало невыносимо трудно сосуществовать
с себе подобными: людоедство стало
неотъемлемым атрибутом, вначале -
экологии популяции, а затем оно "успешно"
перекочевало и в быт возникающих
сообществ. Именно этим и объясняется
дисперсия, рассеяние человечества.
Ничем иным не объясним факт заселения
людьми всех хоть как-то пригодных к
обитанию территорий Земного шара. За
несколько тысячелетий, со времени
последнего ледникового периода,
обуреваемое страхом и ненавистью к себе
подобным, разбегающееся само от себя,
первобытное человечество
распространилось практически по всей
планете.
Незанятыми остались лишь полярные зоны
да некоторые из отдаленных островов.
По
данным современного расоведения можно
судить и о существовавших некогда
потоках и направлениях самых первых "великих
переселений" народов. А именно:
американские монголоиды (индейцы) по
своему антропологическому типу древнее
современных азиатских, они откочевали
из Азии в Америку до сколько-нибудь
плотного заселения Азии. Из
американских - южноамериканские древнее
североамериканских. Австралийские же
аборигены представляют собой особенно
древний тип людей, переселившихся сюда в
самую раннюю пору этого
взаиморазбегания становящегося
человечества. Таким образом, в самые
далекие края пригодного к обитанию мира
Homo sapiens переселился еще в эпоху
дивергенции с палеоантропами. Первый
вал переселения с пра-родины
человечества (т.е., бесспорно, из Африки)
и последующие не были строго разделены
во времени: вышедшие последними белые
люди достигли атлантического побережья
Европы на три десятка тысячелетий
раньше, чем первые переселенцы
оказались в Патагонии и на Огненной
Земле в Южной Америке.
Поверхность Земного шара покрылась
антропосферой - системой замкнутых
этносов, взаимообособленных
человеческих сообществ, каждый из
которых пользовался своим собственным
языком, как средством самозащиты с
помощью непонимания и безошибочного
выделения чужаков, всегда потенциально
опасных.
Отголоски этой древней защиты людских
этносов при помощи языкового
обособления прослеживаются в наличии
современных жаргонов (арго) у многих
социальных групп и слоев, а также - в
тайных эзотерических организациях с
конспиративными формами общения.
И
наоборот, в географических областях с
уплотненным населением и повышенным
агрессивным межобщинным настроем
одновременно возникает, развивается и
поддерживается также и рознь
лингвистическая, при которой чужая речь
взаимно считается "тарабарщиной".
Свое наречие в каждой деревне Новой
Гвинеи, сотни языков на Кавказе, десятки
диалектов в странах Западной Европы,
взаимовысмеивающие областные говоры
России, Украины.
Дисперсия человечества завершилась
неустойчивой стабильностью, состоянием
"недоброжелательной общительности"
в отношениях между людьми, "квазимиролюбивости"
(3) и враждой между группами. Началась
человеческая "история":
общеизвестное нагромождение фактов
бессмысленных чудовищных
взаимоистреблений и жуткой череды
непрекращающегося насилия людей друг
над другом. Началось - принявшее затем
лавинообразный характер - изготовление
и усовершенствование орудий убийства со
смежным подпроизводством "остроумных"
приспособлений для пыток и истязаний.
Природа оказалась беззащитной перед
вооруженным человеком. В свою очередь
человек выявил себя совершенно
неспособным к "разумному",
осмотрительному использованию так
трагически "свалившегося на его
голову" рассудка. Он по-прежнему шел
окольным, недомысленным путем проб и
ошибок, в основном - страшных и дорого
обходящихся и ему и Природе. Самым же
зловещим симптомом недоумия
человечества является полное
игнорирование им горьких и страшных
уроков собственной истории, главный из
которых, как известно, состоит в том, что
уроки эти никого и ничему не научили.
Адельфофагия, выполнив роль детонатора
взрывоподобного становления рассудка, а
с ним - и агрессивности, "повышающе"
трансформировалась в изобретательную и
хитроумную, свирепую и беспощадную
охоту за чужаками и соседями. Это стало
своего рода "подсобным хозяйством":
так, еще с сотни полторы лет тому назад
негритянские племена использовали в
качестве боевого клича не какое-нибудь
там "цивилизованное" "Виват!"
или "Банзай!" "высокоразвитых
культурных народов", а простой и
наглядный призыв - приглашение к
потенциальной трапезе: "Мясо!".
Возникло также и ритуальное оформление
каннибализма. Во многих местах
появляются "хобби" по типу "охоты
за головами". Европейские
первооткрыватели застают за всеми этими
"увлекательными" занятиями народы
Африки, Америки, Австралии, Океании,
Новой Гвинеи, Индонезии. Да и те же,
считающиеся вроде бы как и
цивилизованными, японцы во время Второй
мировой войны поедали сырую печень,
вырезаемую ими у пленных американцев.
Лишь с пару десятков лет тому назад в
Папуа Новая Гвинея был принят, наконец-то,
закон, запрещающий "древний народный
обычай" поедания мозга у умерших
соплеменников. В тропической Африке "новейшие"
адельфо-гурманы разрывают свежие могилы
и "лакомятся" трупами; в тамошних
"краеведческих музеях" можно
увидеть страшные крючья, с помощью
которых члены тайных обществ "людей-львов"
и "людей-тигров" разрывают
пойманную жертву на части и пожирают ее
(4).
Трансформировались и межвидовые
отношения. Большинство этносов имело в
своекм составе представителей хищных
видов, и агрессивность палеоантропов и
суггесторов переместиилась на
соседнеие этнические группы. Ежедневная
же их потребность в насилии (их "дежурное
зло") сублимировалось в
удовлетворение атрибутами жестокой
власти, так что доставалось и "своим".
Причем эта жестокость нередко доходила
до степени, опасной для всего сообщества.
Достаточно будет упомянуть вождя
африканской общности киломбо,
поднимавшегося со своего трона одним-единственным
способом: опираясь на ножи, всаживаемые
в спины двух своих "верноподданных"
(5).
Появившиеся вожди и их приспешники - это
всегда палеоантропы (суперанималы,
неотроглодиты) и суггесторы. Любая иная
видовая принадлежность властителей, как
правило, делала подобную властную
структуру неустойчивой и
недолговременной. По мере увеличения
числа и численности сообществ росло и
количество представителей стоящей над
обществом власти: деспоты, короли,
сатрапы и т.д.
Основная масса суггесторов пошла по
пути приспособленчества и обмана, их "профессиональной
ориентацией" стали торговля чужим
трудом, казнокрадство, мошенничество,
политический карьеризм и т.д.
Макиавеллизм - наиболее полное
воплощение их жизненной позиции.
Тем
хищным гоминидам, которым не хватало
места в официальных общественных
иерархиях, поневоле приходилось
становиться антиобщественными
элементами.
Это -
мятежники, разбойники, гангстеры,
революционеры, "воры в законе" и т.п.
смертоубийственная братия.
Диффузный вид составил аморфную массу,
легко поддающуюся любой актуальной